Извечный вопрос кто сильнее, кто быстрее, кто шустрее. Кто лучше Пеле или Марадона, Ван Дам или Лев Дуров «Не бойся я с тобой», Сони или Панасоник. Когда двое в драке всегда выигрывает третий.
Все настолько увлечены дебатами об игровых преимуществах и недостатках двух, бесспорно гениальных игроков Пеле и Марадоны, что позабыли (в который раз!!!) о завоевателе двух титулов Чемпионата Мира другого, тоже невероятно талантливого игрока, а может и талантливее всех вместе взятых. Гарринчи.
А было время когда… Когда футбол был чистой и бескомпромиссной игрой, когда существовали понятия о чести и совести, когда деньги не играли тотальную роль в мировом футболе, когда поцелуй эмблемы клуба означал что игрок душой и сердцем принадлежит этому клубу, и будет защищать цвета последнего, как солдат защищает свою родину. Когда футболисты бились за титулы с огоньком в глазах, не жалея сил и не уберегая ноги, когда присутствовал спортивный интерес, когда на поле выходили актеры, а не клоуны. А ведь все это было не так давно, буквально 25 лет назад все это можно было наблюдать практически на каждом матче любого чемпионата.
А было время когда его носили на руках, когда ему был посвящен целый фильм («Радость народа»), когда люди становились счастливы хотя бы издали узрев ЕГО, а те, которым посчастливилось пожать ему руку еще долго гордились и рассказывали всем друзьям и знакомым «Я пожал руку самому Гарринчи». Очутившись рядом с ним, на лицах людей расплывалась улыбка, а в глазах можно было увидеть неописуемый восторг, забывались все беды и напасти, и людей наполняло безмерное чувство радости. Его фотографии занимали первые полосы газет, его имя с трепетом произносилось во всем мире от Патагонии до Гренландии, от Лиссабона до Москвы, не говоря уже о Рио-де-Жанейро. Когда он выходя на поле делал приветственный жест трибунам, женщины сходили с ума и яростно доказывали, что именно её помахал ручкой великий Гарринча. Когда он заходил в кафе выпить чашку чаю, стул на котором он сидел, становился бесценным артефактом, и вешался где то на стенке, с обязательно прикрепленной табличкой «На этом стуле сидел сам великий, знаменитый, неподражаемый Гарринча». Такая же участь постигала и стакан, и блюдце и ложку, а заведение пользовалось невероятным успехом, все хотели находиться именно в том кафе, в которое когда то, в сорокаградусную жару зашел утолить жажду Гарринча.
Сегодня от былой славы осталось, пожалуй, только одно: мемориальная бронзовая доска в холле стадиона «Маракана», на которой среди имен прославленных героев чемпионата мира в Швеции значится и его имя: «Маноэл Франсиско дос Сантос». И в скобках: «Гарринча». Когда Бразилия вторично выиграла Кубок Жюля Риме, в грохоте потрясшего страну карнавала восторгов ему наобещали златые горы и реки, полные вина: автомашины и усадьбы, земельные участки и банковские счета с фантастическими суммами…
А спустя несколько лет ему даже не послали приглашения на торжественный банкет по случаю десятилетнего юбилея победы в Швеции. Его забыли пригласить и на матч сборных Бразилии и ФИФА, организованный в связи с этим юбилеем.
Всех пригласили– отставных генералов и эстрадных певцов, знаменитых жокеев и модных портных, тонконогих манекенщиц и крикливых куплетистов. А Маноэл Франсиско дос Сантос стоял в очереди за билетом вместе с десятками тысяч своих незнатных соотечественников.
В баскетболе все несколько проще, есть Майкл Джордан, Его Воздушество, бесспорный бог и идол этой игры, непобедимый, умеющий в одиночку вытянуть любую игру, и привести команду к победе. Когда то был задан очень интересный вопрос: «А стал бы Джордан Джорданом, если бы не было Скотти Пиппена?» А стал бы Пеле Пеле, если бы не было Гарринчи? Наивысшим признанием в футболе является завоевание титула чемпиона мира. У Пеле их 3, у Гарринчи два, 1958, 1962, два раза подряд, золотая сборная. В 1958 Пеле было 17 и он привел Бразилию к, тогда еще первому, чемпионскому званию. Но Пеле чувствовал поддержку партнеров, на него играли и команда помогла раскрыть, безусловно фантастический и уникальный, талант Эдсона Арантеса ду Несименту. Любопытный факт, когда в составе сборной Бразилии на поле одновременно выходили Пеле и Гарринча, бразильцы не проиграли ни одной игры! Да и вообще творцом самого яркого, самого запомнившегося момента чемпионата 1958 года стал не Пеле.
Первые два матча – против Австрии (3:0) и Англии (0:0) Маноэл просидел на скамье. Накануне игры против сборной СССР группа журналистов и игроков (Белини – капитан команды, Диди и Нилтон Сантос), встревоженная трудной ничьей с англичанами, потребовала от тренера Феолы включения Гарринчи в основной состав. Феола долго упрямился. Он не мог простить Маноэлу „безответственность”, проявленную им в товарищеском матче против „Фиорентины”, который бразильская сборная провела накануне приезда в Швецию. В тот день бразильцы выиграли со счетом 4:0, и Манэ был потрясающ. В один из моментов игры он самолично обвел всю защиту, затем вратаря и… замер с мячом на линии ворот, не добивая его в сетку. Весь стадион вскочил на ноги, недоумевая! Оказалось, Гарринча поджидал защитника, рвавшегося на помощь вратарю. Он дождался его, затем неожиданным финтом обыграл и спокойно вошел с мячом в сетку ворот. А незадачливый итальянец, попавшись на финт Манэ, потерял ориентировку и ударился головой о штангу ворот. Да так, что трибуны и даже сами игроки „Фиорентины” разразились гомерическим хохотом.
Да, Феола недолюбливал Гарринчу, равно как и врач‑психолог сеньор Карвальяэс и администратор команды Карлос Насименто. Однако под давлением „единодушного требования общественности” им пришлось уступить. Гарринча вышел на матч против сборной СССР. И этот день – 15 июня 1958 года – стал днем его блистательной премьеры в мировом футболе.
Три первые минуты этого матча Габриэль Ано, известнейший французский футбольный специалист, назвал впоследствии „тремя самыми фантастическими минутами в истории мирового футбола”. И Гавриил Дмитриевич Качалин, тренер сборной СССР, до сих пор с восхищенным удивлением вспоминает начало этого матча. На 15‑й секунде Диди посылает мяч на правый фланг Гарринче, который дважды подряд обыгрывает нашего левого защитника Кузнецова, затем еще двоих – Войнова и Крижевского, бросившихся на помощь, и пушечным ударом попадает в штангу. Стадион разразился бурей оваций. Спустя несколько секунд Гарринча вновь проходит по краю, подает мяч в штрафную, и Пеле вторично поражает… штангу… И на 3‑й минуте этого неудержимого штурма в ворота Яшина влетает гол, забитый Вава с новой подачи Гарринчи…
Так начался триумфальный путь Манэ, прозванного кем‑то „Чарли Чаплиным футбола”, по крупнейшим стадионам мира.
А началось все по классике бразильского сериала, бедная многодетная семья, увлечение футболом и пошло поехало. История Гарринчи, складывается впечатление, оказала большое влияние на Голливуд, т. к. было снято множество фильмов (не обязательно про футбол или спорт) которые развивались по такому же сценарию как и жизнь гениального бразильца.
9 июля 1953 года. В этот день на стадионе «Ботафого» в Рио‑де‑Жанейро, волнуясь, переминаясь с ноги на ногу, 20‑летний Маноэл, или Манэ, как его называли друзья в Пау‑Гранде, крошечном городишке, затерянном где‑то в горах, окружающих Рио‑де‑Жанейро, держался за сетку, ограждавшую футбольное поле, и с замиранием сердца следил за тренировкой выдающихся «кобр» (так называют торседорес своих «идолов»), многие из которых неоднократно надевали желтые футболки сборной страны. Привел парня сюда некий Арати, бывший футболисть «Ботафого», который как‑то раз случайно попал на матч в Пау‑Гранде и, увидев там ослепительные каскады финтов Манэ, решил показать его в своем клубе.
Тренировка подходила к концу, когда тренер Жентил Кардозо вспомнил о парне, привезенном откуда‑то из провинции.
– Давай его сюда! – крикнул он Арати.
И Манэ робко вышел на поле…
На трибунах послышался смех, сам Жентил отвернулся, пряча улыбку: этот увалень напоминал кого угодно, только не футболиста. Он ковылял вперевалку: одна нога у него на восемь сантиметров короче другой. (По разным сплетням и легендам эта цифра увеличивается до 28 см!!! что безусловно является вымыслом) И поэтому, чтобы удержаться на ногах, чтобы ходить и бегать, Манэ приходилось выгибать более длинную ногу дугой. Чтобы раз и навсегда покончить с этим карнавалом, Жентил, нахмурившись, спросил парня:
– Ты где привык играть?
– Где угодно, только не в воротах. Но вообще‑то люблю на правом краю…
Тренер сощурился, подумал немного и потом сказал:
– Ну, иди туда, на правый край, в команду запасных. Посмотрим, что из тебя получится.
И когда Манэ поковылял на свое место, Жентил крикнул Нилтону Сантосу:
– Проверь‑ка его, Нилтон!
Слова Жентила означали смертный приговор. Манэ должен был «проверять» знаменитый левый защитник сборной страны, лучше которого никого в Бразилии в те годы на этой позиции не было.
Впрочем, Манэ это не волновало: он не знал в лицо Нилтона Сантоса, потому что сборная страны в Пау‑Гранде, по правде сказать, не заглядывала. Доковыляв до правого фланга атаки, Маноэл вздохнул, оглянулся и тут же увидел, что к нему летит мяч, а навстречу выбегает не торопясь тот, кого тренер назвал Нилтоном… О том, что случилось дальше, Нилтон Сантос запомнил навсегда. Во‑первых, потому что такое с ним случилось впервые в жизни. Во‑вторых, потому что впоследствии ему пришлось всю жизнь рассказывать об этом эпизоде сотням репортеров из разных стран мира. Вот как вспоминал о нем Нилтон Сантос:
«В те дни я как раз собирался жениться, и накануне той тренировки мы с друзьями почти всю ночь прощались с холостой жизнью… Я малость перепил, хотя терпеть не мог алкогольных напитков, но не хотелось огорчать друзей. Утром, придя на тренировку, чувствовал себя неважно, был зол, в теле ощущалась какая‑то слабость. Тренер испытывал каких‑то новичков и кивнул мне, чтобы я проверил какого‑то типа, появившегося на правом краю. Все втихую посмеивались над кривоногим субъектом. Я тоже… Потом я увидел, что ему дали пас, и спокойно отправился, чтобы отобрать у него мяч. Когда я приблизился к нему, он вдруг стремительно протолкнул мяч у меня между ногами и исчез. Я попытался броситься за ним, но потерял равновесие и рухнул, задрав ноги вверх. Все, кто был на стадионе, разразились хохотом.
Все, за исключением этого субъекта, который спокойно продолжал вытворять черт знает что с остальными защитниками…
Вслед за этим вся команда стала играть на новичка. И он, не обращая внимания на хохот и рев трибун (на тренировках крупных клубов в Бразилии всегда присутствуют болельщики), на изумление тренеров, на растерянность защитников, продолжать творить чудеса. Он несколько раз подряд обыграл Нилтона Сантоса, умудрялся обыгрывать защитников оптом и в розницу, а затем, после каскада финтов, забил неотразимый гол…
После тренировки в раздевалке все шутили и смеялись, вспоминая Нилтона Сантоса с задранными ногами. А массажист шепнул укоризненно Маноэлу:
– Да ты хоть знаешь, кого ты превратил в клоуна? Это же Нилтон! Ты понимаешь: Нил‑тон! Да если он на тебя обиделся, можешь спокойно идти домой: без его согласия в клуб не возьмут даже прачку. Не говоря уже об игроке…
Маноэл пожал плечами:
– Разве я знал? Там, в Пау‑Гранде, я всегда мотаю одного Жоана, и он никогда не обижается…
Но Нилтон Сантос не обиделся. Наоборот, он потребовал от президента клуба немедленно брать Манэ. И сегодня Нилтон гордится тем. что стал первым официальным „Жоаном” Гарринчи, как народ прозвал бесконечную плеяду несчастных левых защитников всех команд, стран, цветов кожи и расцветок футболок, встречавшихся на пути Маноэла.
Так началась спортивная биография этого парня – полуграмотного подмастерья на ткацкой фабрике, ставшего „радостью народа”, подлинным героем Бразилии.
Бесконечный спор, «кто же лучше» продолжился на следующем чемпионате мира 1962 года в Чили, где Гарринча был единодушно признан главным героем победы, поскольку Пеле получил на первых минутах второго матча чемпионата тяжелую травму и выбыл из строя. Ужасное происшествие, повергнувшее в шок всех бразильцев, и тех кто болел за Бразилию. Но у чемпионов был Гарринча. "Возможно, когда-то он играл лучше Пеле", - говорят болельщики футбола со стажем. И это правда. А юным болельщикам 21 века можно сказать следующее: Создайте в ФИФА игрока с максимальными показателями, вы получите машину, которая сможет сама обыграть любую защиту, которая будет самая быстрая, самая техничная, с самым метким ударом, которая будет выигрывать все верховые единоборства, и без промахов быть штрафные. Создайте такого игрока, и вы получите Гарринчу.
Накануне матча с англичанами Жоан Салданья (он был тогда корреспондентом газеты „Ултимаора” и радио „Насионал”) сказал тренеру англичан Уинтерботтому:
– Мистер Уинтерботтом! Вы видите там, на разминке, этого кривоногого парня? Гарринчу? Я готов заключить с вами пари на любых условиях, что через пять минут после начала матча вы приставите к нему кроме левого защитника еще двух‑трех игроков. А если не приставите, так они сами пойдут держать его…
Пари было заключено. На бутылку шампанского. Рассказывают, что накануне этой игры один из бразильских журналистов сказал Маноэлу:
– Слушай! Там, у этих „грингос”, в команде есть защитник Флауэрс, который сказал, что он играет лучше тебя. И что ты его не пройдешь…
Манэ был простодушен и азартен. Он не заметил подвоха и поинтересовался:
– А откуда он меня знает? Ведь мы же с ними не играли!
– Да он видел тебя с трибун. И сказал, что против него тебе не сыграть.
Манэ задумался, покачал головой, а потом вдруг спросил:
– А какой он из себя?
– Высокий такой. Белобрысый…
– Да все они высокие и белобрысые!
Чуть погодя Маноэл подошел к Нилтону Сантосу: – Ты знаешь, я никогда ни на кого не сердился, но этот Флауэрс что‑то у меня из головы не выходит. Не нравится он мне, этот „гринго”!
– А ты расправься с ним, Манэ. Гарринча покачал головой:
– Да я‑то могу. Но, дьявол его побери, не знаю, кто он такой. Только знаю, что он – англичанин.
– А ты разделай их всех. Один из них наверняка будет Флауэрс…
Именно это и сделал Гарринча. Он расправился со всеми англичанами вместе и с каждым в отдельности. Он с упоением „уничтожал” этих „гринго”, потому что один из них был Флауэрс.
Таинственный Флауэрс, незнакомый нахал, позволивший себе слишком много…
Выдав пас для одного гола, Маноэл забил еще два. Один из них он забил головой, перепрыгнув долговязых британских беков. Говорят, что это был лучший матч в спортивной биографии Гарринчи. И после финального свистка, покончившего с участием. сборной Англии в чемпионате мира, Уинтерботтом вытер пот со лба, распорядился принести ящик шампанского для Салданьи и, вздохнув, заявил гудевшим как разворошенный улей журналистам:
– Четыре года я готовил своих парней к победам над футбольными командами. Увы, я не предполагал, что нам придется иметь дело с Гарринчей…
Немногословный Фрэнк Мак Ги, корреспондент „Дэйли Миррор”, похлопал Уинтерботтома по плечу и сказал:
– Гарринча – это первый игрок мира. Только что я послал восьми миллионам читателей моей газеты эту телеграмму: „Лучшим игроком мира отныне является не Пеле, а Гарринча”.
А коллега Мак Ги – корреспондент „Дэйли Экспресс” Раймонд Дэскт добавил:
– Я ухожу с поднятой головой. Мы проиграли Гарринче. Любой ему проиграл бы на нашем месте…
Забавное событие произошло в полуфинальном матче, между хозяевами чилийцами и бразильцами. В конце игры Гарринча получил красную карточку, и должен был пропустить финал. Премьер-министр Бразилии направил в Сантьяго телеграмму, в которой содержалась дипломатично завуалированная просьба не дисквалифицировать Гарринчу. (Переводим их куплет на наш менталитет. « Мы не хотим войны, мы очень бедные и очень голодные, и единственная радость бразильского народа – футбол. А самая большая радость в футболе – Гарринча. Если Гарринчи не будет в финале – за последствия не ручаюсь».)
Гарринча явление уникальное как для спорта в целом, так и для футбола в частности. Он не только не идеал, но, во всяком случае, на первый взгляд противоположность идеалу. Если вы не знаете, кто этот человек, то, глядя на него, когда он выходит на поле, вы чувствуете недоумение. Потому что кривоногий, косолапый, неуклюжий, он похож на кого угодно, только не на футболиста. После этих слов читатель, вероятно, ждет продолжения в таком духе: „Но, получив мяч, Гарринча преображается!” Нет, как это ни парадоксально, получив мяч, он продолжает вызывать недоумение. Потому что не только его фигура, но и манера его игры, его поведение на поле находятся в вопиющем противоречии со всеми незыблемыми и святыми канонами современного футбола. Со всеми требованиями и правилами, которые усваиваются игроками от Австралии до Ирландии, от Японии до Парагвая. Эти каноны требуют примерно следующего: „Атака должна развиваться по возможности быстро. Получив мяч, нападающий должен либо сделать пас открывающемуся партнеру, либо самостоятельно продвигаться с мячом, стремясь обострить игровую ситуацию в пользу своей команды.”
Ничего подобного вы от Гарринчи не дождетесь! Гарина играл в свой, «неправильный» как его впоследствии назвали, футбол. Получив мяч, он делает именно то, чего делать не следует: он останавливается и поджидает противника. Может быть, он мог бы уйти от него, сделав рывок! Может быть, он мог бы отдать мяч в одно касание! Нет, в девяти случаях из десяти Гарринча этого не делает. Он останавливается с мячом, дожидается своего опекуна (а противник в это время успевает организовать на подступах к своей штрафной площадке настоящую „линию Мажино”!) и, увидев, что несчастная жертва приготовилась к бою, пускает в дело свой финт.
Кстати, о финте. Он у Гарринчи, в общем‑то, один. Гарринча замирает с мячом под ногами, затем делает движение корпусом, имитируя рывок почти всегда влево, а на самом деле остается на месте. Потом неожиданно – все‑таки! – срывается с места и устремляется мимо (почти всегда вправо) опоздавшего (обязательно опоздавшего! Все в этих случаях опаздывают среагировать на его рывок!) противника. Этот финт он варьирует, проходя обычно справа, но иногда и слева от защитника.
И очень любит при этом посылать мяч между ногами своего опекуна.
Обойдя соперника, Гарринча частенько, словно спохватившись, останавливается, поджидает, пока тот не догонит его. А затем все повторяется сначала. Все левые защитники мира, все страхующие их против Гарринчи центральные защитники и левые полузащитники, игравшие против „Ботафого” или бразильской сборной, знали этот финт. Не просто знали, а затвердили его назубок. Изучили по кинограммам и видеозаписям, составляли кинематические таблицы, раскладывая этот финт на составные элементы, изобретали тысячи „противоядий”, но… продолжали „покупаться”! Все гениальное просто, один коронный финт, все знают, что сейчас будет, но никто не в силах этому противостоять
Гарринча в окуружении 8!!! соперников. Ему достаточно катнуть мяч, что бы вывести половину своей команды на свидание с кипером.
Трагедия соперников Гарринчи заключалась не только в его умении обыграть любого защитника – а если понадобится, то и двух‑трех, – но также и в его поразительно точном обращении с мячом: пасы и удары по воротам Гарринча выполнял безукоризненно. Он мог поражать по заказу любой угол ворот. Он выдавал пас в полном соответствии с индивидуальными запросами того или иного центрального нападающего, в точном соответствии с его ростом (если мяч шел навесной) или скоростью бега (если передача шла на выход, на рывок). Однажды, на тренировке, с линии штрафной площадки Маноэл указывал вратарю точку ворот, в которую будет направлен мяч, а затем вгонял его туда хлестким ударом.
Да, Гарринча был ниспровергателем традиций и правил. Любой другой нападающий, попробуй он играть так, как Манэ, был бы заклеймен прессой, предан анафеме и изгнан из команды. Мало этого, манера игры Гарринчи в исполнении другого футболиста пришла бы в острейшее противоречие, в столкновение с тактикой команды, нарушила бы рисунок ее игры. А „неправильный” футбол Маноэла, наоборот, обогащал „Ботафого” и сборную.
Хоть Чемпионат мира и считается наивысшим достижением в футболе, хоть у Гарринчи и два этих самых наивысших достижения, но он всецело является игроком другого турнира, Чемпионата Рио (Чемпионат Бразилии в те годы еще не разыгрывался). Здесь он показывал свое мастерство каждую неделю, а не раз в 4 года как на ЧМ. Да и вообще, Гарринча является игроком любого турнира, в котором принимал участие. Перенесемся в Бразилию в конец 60-х и попробуем разобраться, что значила игра Манэ для поклонников его таланта, и почувствуем разницу, как его обожали в Рио, и как во всем мире.
Приговор был краток и суров: три месяца полного покоя и процедур. Иначе – конец футболу. И, может быть, конец ноге… Но в это время клуб "Ботафого" готовился к большому турне по Европе…
Очень заманчивое намечалось турне: шесть игр во Франции и Италии. По 15 тысяч долларов каждая. Да, да, по 15 тысяч, если в матче участвует Гарринча. А если он не выходит на поле, тогда – в два раза меньше: семь с половиной тысяч долларов. Вот так! А вы говорите: "нога! процедуры! три месяца!" Какие могут быть тут три месяца!… И когда Маноэл появился в кабинете президента "Ботафого" сеньора Сержио Дарси с просьбой не брать его в Европу, сеньор Сержио только рассмеялся. А потом сухо сказал, что об этом не может быть и речи, иначе он расторгнет контракт, возложив на виновника – Маноэла Франсиско дос Сантоса – покрытие убытков. Потом Маноэла долго уговаривали, хлопали по плечу: "Да брось ты! Подумаешь, нога! У кого из классных мастеров не болят ноги! У всех болят. Приедешь, мы тебя положим в клинику. Вызовем лучших специалистов…"
И он поехал.
Перед матчами доктор делал ему обезболивающие уколы. Чтобы Манэ забывал о том, что у него больная нога. И Манэ забывал и играл. Играл на совесть. Отрабатывал семь с половиной тысяч долларов. Манэ – честный парень. Он знал, что раз импресарио платит эти деньги клубу, значит, их надо отрабатывать. А потом, через два часа, действие наркоза кончалось, и колено начинала раздирать дикая боль. Бывало, его носили на руках от автобуса до постели в отеле. Или до кресла в самолете. Какая‑то сердобольная душа подобрала ему палочку, чтобы опираться. Он ждал матча со все возрастающим нетерпением, потому что накануне игры врач всаживал ему шприц со спасительной сывороткой. И боль исчезала, и он, распрямившись, вновь выбегал навстречу знакомой и привычной волне восторгов: "Гарринча! Га‑ррин‑ча! Га‑ррин‑ча!"
По возвращении из турне клуб предоставил ему отпуск. Кинул кость. Но было уже поздно. Нога совсем разболелась. Начались процедуры, лечение. Выяснилось вдруг, что главной проблемой был не артроз, а разрыв мениска. Знакомый врач Марио Тоуриньо сделал операцию. Заплатил за нее другой друг – банкир Магальяс…
В "Ботафого" начинали чувствовать, что Гарринча стал уже не тот, на нем все труднее и труднее становилось зарабатывать. Тем более ему перевалило за тридцать. Футбольный "идол", как и "звезда" кабарэ, хорош, пока молод… И нужно уметь вовремя избавиться от него. Но как это сделать? Ведь Манэ еще был "идолом" торсиды!
И картолы не спеша стали подготавливать почву. За недорогую плату в газетах было организовано несколько статей, авторы которых, воздавая, конечно, должное творческому наследию великого мастера, отмечали, тем не менее, что он, к сожалению, стареет и перестает отвечать возросшим требованиям современного футбола. "В карете прошлого далеко не уедешь, Манэ!" – сокрушенно качали головами репортеры. Манэ тренировался, но его перестали ставить на матчи. Изредка выпускали за пять минут до конца. А потом озабоченно говорили: "Что‑то ты, парень, не в форме…"
Он злился, перестал ходить на тренировки. Прибавил в весе, одним словом, это был уже не тот Гарринча. И накануне карнавала 1966 года его продали в Сан‑Пауло "Коринтиансу" за 200 миллионов крузейро. По тем временам это была громадная сумма. Во всяком случае, по бразильским понятиям: что‑то около 100 тысяч долларов.
В другом клубе, другом городе, другом штате Бразилии, где никому не было никакого дела до его ноги, до семи килограммов лишнего веса, до всяких там семейных проблем и передряг… "Коринтианс" знал одно: он купил "би‑кампеона", и за свои деньги "Коринтианс" требовал товар лицом.
Трибуны стали посвистывать в адрес Маноэла. Сначала робко, потом все сильней и сильней. И строгие картолы (о, эти люди одинаковы в каждом клубе!) недовольно ворчали. "Что‑то ты, Манэ, сегодня был не в ударе!" Манэ лез из кожи вон, а после игры видел озабоченную физиономию "супервайзора", который похлопывал его по плечу: "Парень, за тебя заплачены большие деньги. А ты их пока не окупаешь. Слышишь?"
Всему бывает конец. И в один прекрасный день пришел конец и терпению Маноэла. Он хлопнул дверью и ушел. То есть уехал В Рио… Ему надоело выслушивать попреки, и он сказал, что ноги его больше не будет в "Коринтиансе".
По правде говоря, "Коринтианс" рад был бы сбыть как‑нибудь с рук Гарринчу. Но не таким же путем, черт возьми! Конечно, Гарринча – великий футболист, "би‑кампеон" и все такое прочее, но ведь существуют же священные принципы, которые никому не позволено нарушать! И во имя охраняемых законом норм, по которым футболист до окончания срока контракта является собственностью клуба, "Коринтианс" обратился в учреждение, которое внушает трепет одним своим названием: "Трибунал спортивной юстиции". И сей трибунал вынес, разумеется, то самое решение, которого от него и ждали: два года дисквалификации с запрещением участвовать в любых официальных матчах до истечения срока контракта.
Он вдруг увидел, что оказался без друзей, без помощи, без денег. Появились какие‑то инспекторы, требующие какие‑то налоги. Гарринча и не знал‑то о существовании этих налогов. А теперь их требовали с него! К тому же он оставил семью и сошелся с певицей Эльзой Соарес. Уж лучше бы он ограбил банк или перестрелял бы с полдюжины человек! В католической Бразилии, где и развода‑то не существует, нет греха более тяжкого, чем семейные неурядицы. Маноэл был предан анафеме, и на его голову обрушилась лавина презрения и ненависти.
О, чего только не натерпелся он в те дни!
Газеты вновь вспомнили о нем. Появлялись кричащие заголовки: "Прощай, Гарринча!", "Драма героя!", "Гарринча – печаль народа", "Горький конец!" Репортер журнала "Реалидаде" появился однажды в его доме, чтобы закончить репортаж, который в основном был уже написан в редакции. Был даже заготовлен чудовищный в своей жестокости заголовок: "Гарринча умер…" А потом о нем вообще перестали писать. Забыли, и все тут. А жить‑то было нужно.
И он начал паломничество по провинциальным клубам, нанимаясь на одну‑две игры. И его брали. Как берут в провинциальный цирк бородатую женщину или шпагоглотателя. Как‑никак, а имя на афише все еще давало сборы! "Би‑кампеон Гарринча!" Звучит, не правда ли? Маноэл играл. Сегодня в какой‑нибудь Куйабе, завтра где‑нибудь в Аракажу. Он держался подальше от крупных центров, появляясь в местах, где люди не особенно избалованы футбольными "звездами": ведь у него было двенадцать килограммов лишнего веса. Пропала скорость, исчезла точность движений. Но даже в провинции, где редко видели хороший футбол, ему частенько приходилось слышать свист и обидные крики с трибун.
Потом бродячий торговец футболом Гарринча попробовал наняться за рубеж. В соседние страны Латинской Америки. Не в Уругвай, не в Аргентину, где знают хороший футбол, а куда‑нибудь в провинциальные города Колумбии. Там, казалось бы, все получалось неплохо: ему обещали по 600 долларов за каждую игру, но удалось сыграть только один раз. За "Клуб Депортиво Жуниор" из Барранкильи. Получилось, мягко выражаясь, не совсем удачно: у него болела нога после недавнего ушиба, полученного во время благотворительной игры в одной из тюрем Рио. Гарринча дал три паса, ни один из них не был использован партнерами. Попытался повторить свой знаменитый финт и ошибся. Попробовал еще раз, и снова мяч отобрали. На трибунах начали свистеть…
Время шло, срок дисквалификации подходил к концу и Гарринча начал тренироваться всерьез. Рассказывали, что это были такие тренировки, которых в Бразилии, где футболисты не очень‑то любят утомляться, вроде бы вообще не видывали. Что он быстро теряет вес, обретает форму. Что у него появился врач, который установил специальный режим.
Маноэл тренировался с каким‑то ожесточением, с упорством, с восторгом, со злостью. Он бегал, работал с мячом, занимался гимнастикой, снова бегал. Потом плавал в бассейне… И все это при сорока градусах жары в тени. Так продолжалось три с лишним месяца. Три с лишним месяца, не пропуская ни одного дня, Гарринча тренировался дважды на стадионе и один раз дома, где на специально приспособленном станке подымал ногами сто килограммов двести раз! Он работал под руководством врача "Фламенго", который взялся за это дело из "спортивного интереса", из азарта. Просто этому человеку, доктору Франкалаче, было интересно, что получится. А получилось вот что: за три месяца Гарринча сбросил 12 – повторяю прописью: двенадцать – килограммов и восстановил свой идеальный вес. Он вновь обрел быстроту реакции, скорость, если не прежнюю, то, во всяком случае, очень уважительную… Он снова начал играть.
Потрясенный таким упорством и настойчивостью, восхищенный чудесным восстановлением былой формы Маноэла, тренер "Фламенго" решил рискнуть и пригласил Гарринчу сыграть пробный матч в основном составе своей команды против "Васко‑да‑Гама". Это известие поразило страну как самая неожиданная спортивная сенсация. В день матча "Фламенго" и "Васко‑да‑Гама" Рио‑де‑Жанейро вдруг охватила лихорадка. Произошло непредвиденное. Весь город двинулся на стадион. Весь город отправился смотреть Гарринчу, который не появлялся на "Маракане" уже три года.
В радиусе нескольких километров от "Мараканы" образовались чудовищные автомобильные пробки, которых не помнила история Рио‑де‑Жанейро, не хватило пригородных поездов, поскольку дирекция железной дороги не предполагала, что десятки тысяч пассажиров ринутся в эту жаркую субботу из пригородов в город…
Администрация "Мараканы", предполагая, что на матче, который в общем‑то не влиял на положение команд в турнирной таблице, будет что‑нибудь около полутора десятков тысяч болельщиков, отпечатала тридцать тысяч билетов и открыла всего несколько касс. Вокруг стадиона образовалось грандиозное людское море. Когда кончились билеты и закрылись кассы, десятки тысяч людей стали ломать ворота и штурмовать заборы "Мараканы", жалкие кордоны полиции были сметены мощной волной болельщиков, кричавших нечто вроде "Даешь Гарринчу!"
Директор стадиона, растерянный и озадаченный, принял единственное верное в сложившихся условиях решение: он открыл ворота, все ворота стадиона для всех желающих, для всех, кому не достались билеты… Людское море хлынуло на трибуны стадиона…
Старожилы "Мараканы" утверждают, что такого безумия, как в тот вечер – 30 ноября 1968 года, – этот крупнейший стадион мира не видел ни разу за все восемнадцать лет своей истории.
Когда диктор объявлял составы команд и торжественным баритоном произнес: "Номер седьмой – Гарринча!", трибуны исторгли нечто такое, что даже трудно назвать криком радости. А когда Маноэл появился из тоннеля в красно‑черной футболке "Фламенго", извержение восторга, казалось, достигло высшей точки. Взлетели ракеты, грохнули петарды, окутав ночные трибуны дымом. И жаркий весенний (в ноябре в Бразилии кончается весна!) ветер колыхнул громадное полотнище: "Гарринча – радость народа! Бразилия приветствует тебя!" Но это было еще не все…
Начался матч. И вскоре пришел великий момент, которого торсида ждала долгие годы. Мяч был послан на правый фланг. Гарринче! Когда он обработал его и замер в своей обычной позе, чуть согнувшись, лицом к лицу с левым защитником "Васко" Эбервалом, трибуны вдруг застыли в молчании, охваченные тревожным, томительным ожиданием. А через секунду, когда Гарринча своим изящным знакомым и все столь же неожиданным финтом стремительно обыграл Эбервала, случилось то, что невозможно описывать. До сих пор не понятно, почему от этого вулканического, термоядерного рева стадион не рухнул, не провалился под землю, не рассыпался на куски.
Матч продолжался под этот аккомпанемент, который, вероятно, можно услышать только на "Маракане"! Никого не интересовал конечный результат встречи, никто не хотел видеть остальных двадцать одного игрока. Торсида с каким‑то ожесточенным упорством, с остервенением скандировала одно и то же имя: "Га‑ррин‑ча! Га‑ррин‑ча!"
А команда "Васко", выведенная из состояния равновесия одним лишь присутствием Маноэла, не хотела сдаваться! Гарринчу начали бить! Центральный защитник Фонтана, подстраховывающий несчастного Эбервала, снес Гарринчу. Затем Эбервал ударил Манэ по лицу! Трибуны ответили возмущенно‑пронзительным свистом, проклятиями и угрозами.
Так продолжалось до перерыва, когда тренер "Фламенго", увидев, что Гарринча хромает, решил сменить его. Узнав об этом, вся пресса бросилась вниз, под трибуну. Там, наверху, еще продолжался радостный рев и крики:
"Га‑ррин‑ча!", а здесь, в жаркой раздевалке "Фламенго", было сравнительно тихо. Маноэл стоял, стаскивая футболку, и плакал. Он плакал как дитя. Слезы счастья катились по его грязному лицу. Его обнимали, ему трясли руки, хлопали по плечу. Потом шел второй тайм, но игра уже никого не интересовала, тысячи людей столпились близ центрального холла "Мараканы", ожидая появления Гарринчи. Появились "батареи" – народные оркестры из ударных инструментов, исполняющие самбу. Они спустились из фавел, расположившихся на горах вокруг "Мараканы". Тысячи глоток под грохот тамбуринов, атабакес и сурдос скандировали: "Оле! Оле! Манэ Гарринча еще лучше, чем Пеле!…"
И когда появился ослабевший от матча, от переживаний, от счастья и слез Маноэл, его подхватили на руки. И под радостный, ликующий рев десятков тысяч мулатов, креолов, людей, для которых футбол является единственной радостью в этой жизни, полной невзгод и лишений, понесли вокруг стадиона. Автомашины салютовали герою сиренами. Колыхались флаги. Свирепые полицейские бежали следом как мальчишки, стремясь если не прикоснуться к нему, то хотя бы увидеть краешком глаза Гарринчу. И в этот момент, пожалуй, легче всего было понять, почему люди дали этому парню такое светлое прозвище: "Радость народа!"
Имя: Manoel Francisco dos Santos - Garrincha (GARRINCHA)
Дата рождения: 28 октября 1933 года
Место рождения: Пау-Гранди (штат Рио-де-Жанейро)
Умер: 20 января 1983 года (Рио-де-Жанейро)
Амплуа: Нападающий
Клубы:
"Пау-Гранди" (Бразилия, 1947-1953)
"Ботафого" (Бразилия, 1953-1965)
"Коринтианс" (Бразилия, 1967)
"Португеза-SP" (Бразилия, 1967)
"Атлетико Барранкилья" (Колумбия, 1968)
"Фламенго" (Бразилия, 1968-1969)
"Ред Стар" (Франция, 1971)
"Олария" (Бразилия, 1971-1972)
ДОСТИЖЕНИЯ СБОРНАЯ БРАЗИЛИИ
Выступал за сборную: 1955-1966
Дебют: 18.09.1955 в матче со сборной Чили
Сыграно матчей: 50
Забито мячей: 12
Участник чемпионатов мира: 1958, 1962, 1966
Чемпион мира: 1958, 1962
БОТАФОГО
Провел матчей: 608
Забил мячей: 245
КЛУБНЫЕ
Чемпион штата Рио-де-Жанейро: 1957, 1961, 1962
Победитель турнира Рио - Сан-Паулу: 1962, 1964, 1966
ДРУГИЕ ТУРНИРЫ
Обладатель O'Higgins Cup: 1955, 1959, 1961
Обладатель Кубка Освалдо Круза: 1958, 1961, 1962
Обладатель Кубка Рока: 1960
Mexico City's Tournament: 1962
Paris Tournament: 1963
ЛИЧНЫЕ
Лучший бомбардир чемпионата мира: 1962
Лучший игрок чемпионата мира: 1962
По версии ИФФХС занимает 8-е место в десятке лучших футболистов ХХ века
roome football.hiblogger.net